Курмангазы Сагырбаев — биография

Как повествуют народные предания, жизнь Курмангазы обрам­ляется 1818-1889 годами. Такая датировка подтверждается и рядом установленных фактов жизни и творчества великого кюйши. Одна­ко, исходя из надписи на памятнике, сооруженном на могиле Курмангазы уже в годы советской власти, считалось, что жизнь кюйши протекала в 1806-1879 годы. Академик А. К. Жубанов в своей моно­графии о Курмангазы убедительно доказал, что при изготовлении этой надписи была допущена ошибка, настоятельно требующая ис­правления.

Родился Курмангазы в урочище Жидели, Внутренней (Букеевской) Орды, ныне — Жангелинский район Западно-Казахстанской области, в семье батрака Сагырбая. С раннего детства он стал от­рабатывать свой хлеб. В предрассветных сумерках выгонял малень­кий чабан отару на пастбище. В зной и непогоду изо дня в день пас байский скот и только на закате солнца переступал порог родной юрты. Единственной отрадой ребенка была самодельная домбра, с которой он никогда не расставался. От своей матери Алки, в роду которой были одаренные акыны и еленши, Курмангазы унаследовал незаурядные музыкальные способности. Журчание горного ручья и пение птиц, свист ветра и раскаты грома, наигрыш одинокой пастушьей сыбызгы и гомон вечернего аула — эта звуковая палитра родного края имела для него особый смысл. Он слышал мир слухом музыканта, и каждое явление окружающей жизни представлялось в его сознании музыкальными образами, которые он стремился пере­дать в мелодиях и ритмах своей домбры.

Самым ярким впечатлением детства, глубоко взволновавшим поэтичную душу ребенка и повлиявшим на всю его будущую судьбу, был приезд в аул знаменитого во всей Букеевской Орде народного музыканта Узака. С упоением и юношеским восторгом вслушивался и всматривался Курмангазы в игру прославленного кюйши, стараясь в точности запомнить древние кюи-легенды, стремясь перенять от большого мастера все тонкости сложного искусства игры на домбре.

Тяга к музыке была настолько сильной, что в семнадцатилетнем возрасте Курмангазы решился покинуть родной аул и начать нелег­кую жизнь странствующего музыканта. Разъезжая по необъятной степи, встречаясь с множеством людей, играя им кюи седой ста­рины и пьесы современных народных музыкантов, показывая свое виртуозное исполнительское мастерство, Курмангазы завоевывал признание, приобретал популярность в народе. Знакомство с дру­гими музыкантами расширяет репертуар молодого домбриста. Об­ладая отличной музыкальной памятью, он успешно усваивает твор­ческое наследие известных народных кюйши и начинает пробовать свои силы в искусстве сочинения инструментальных пьес.

Первые авторские произведения были просты и по тематике, и по форме, и по способу выражения музыкальной мысли. В числе ранних кюев Курмангазы, ставших широко популярными, кюи «Бал-браун» и «Бас Акжелен». Оба кюя относятся к жанру акжелен. Как правило, пьесы под таким названием отличались незамысловато­стью художественных образов, небольшой протяженностью и срав­нительно простыми, доступными для любительского исполнения техническими приемами игры. Кюи жанра акжелен исполнялись не только на домбре, но и на кобызе, сыбызгы. Отражая народное оптимистическое восприятие жизни, они носили жизнеутверждаю­щий характер и получили наибольшее распространение в быту ка­захского народа.

Кюй «Балбраун» («Медовый настрой» — то есть «Сладостное, при­ятное настроение») от начала до конца проходит как бы на одном дыхании в стремительно быстром, взволнованном движении. Тан­цевальная природа музыки вызывает в воображении слушателя картины веселья и игр аульной молодежи.

Возмужание Курмангазы, формирование его мировоззрения, его гражданских позиций происходило в то время, когда казахский на­род, доведенный до отчаяния жестокой эксплуатацией баями, биями, царскими чиновниками, поднимается на борьбу за свои права. Так, в середине 30-х годов XIX века вспыхнуло и разлилось как по­жарище по всей Прикаспийской степи мощное народное восстание под предводительством Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова. Несмотря на то, что восстание было жестоко подавлено, его отзвуки еще долго были слышны в разных уголках казахской степи. Гневным и в то же время страдальческим откликом на события тех лет за­звучал кюй Курмангазы «Кишкентай» («Меньшой»). Возможно, что название кюя было связано с народным бунтом 1853-1855 годов, меньшим по своему размаху, чем грандиозное восстание 1837 года под предводительством Исатая и Махамбета. Кюй «Кишкентай» -это своеобразный музыкальный памятник, повествующий о собы­тиях истории казахского народа. В его музыке находят воплощение и героические образы предводителей народного восстания, и глубо­кая скорбь, вызванная их утратой, и страстный порыв к борьбе, вера в светлое будущее. Чередование медленных, сдержанно суровых разделов с разделами, наполненными большим зарядом энергии, как бы выливающихся в активное действие, создает контрастно-составную композицию произведения. Кюй «Кишкентай», несмотря на всю необычность, непохожесть на известную до него казахскую инструментальную музыку, поражает слушателя глубокой эпич­ностью, истинно народным характером художественных образов. Эпический тон повествования создается уже в начальных тактах пьесы, напоминая своеобразное вступление, каким обычно казах­ские сказители жырши предваряли свои легенды. Все последующее музыкальное повествование в кюе идет по пути напряженного раз­вития от выражения чувства глубокой печали к героическому во­одушевлению. Однако образно-эмоциональное состояние суровой скорби остается господствующим в кюе, в связи с чем и сама тема борьбы приобретает в произведении трагическую окраску.

В это же время своеобразным откликом на волнующие события в жизни народа, рождается знаменитый кюй Курмангазы «Адай». Воинственный, мятежный дух древнего казахского рода адай запе­чатлен композитором в музыкальной картине неудержимой, стре­мительной скачки.

«Бунтарские» кюй Курмангазы были не по душе правителям сте­пи. К тому же исполнение кюя, как правило, сопровождалось и раскрытием в устной поэтической форме его содержания. Все это воз­буждало умы и сердца народных масс и представляло серьезную помеху в установлении «порядка». Применив испытанный способ ложного доноса, обвинив Курмангазы в конокрадстве и бродяж­ничестве, власти арестовали его и бросили в тюрьму при ханской ставке. Так, с 25 сентября 1857 года началось судебное преследо­вание народного кюйши, сильно повлиявшее на всю его судьбу и наложившее глубокий отпечаток на его творчество (4).

Правители степи намеревались сослать смутьяна подальше от родных краев. Но Курмангазы не стал дожидаться, когда власть имущие распорядятся его судьбой, и в ночь на 3 ноября 1857 года, подрезав решетку, бежал из тюрьмы.

О драматически насыщенных моментах побега, значительно ярче и образнее архивных документов тюремной администрации пове­ствует сам Курмангазы в кюях «Ертен Кетем» («Завтра ухожу»), «Ксен ашкан» («Освобождение от кандалов»), «Турмеден кашкан» («Побег из тюрьмы»). В кюе «Турмеден кашкан» знакомым сердцу каждого кочевника ритмом скачки, стремительным темпом, упругой энерги­ей квартово-квинтовых интонаций, яркими эмоциональными взле­тами в высокий регистр, передает кюйши захватившее его чувство, утверждает гуманистическую идею стремления к свободе.

Почти каждый кюй народного музыканта — это страница его личной жизни, его «автобиография». Так, исполняя кюй «Кызыл кайын» («Крас­ная береза»), Курмангазы говорил; «Это кюй о родной степи, о славных джигитах моего народа, раскрывших мне свои объятья и спасших меня от черной смерти». (См. А. Жубанов. Струны столетий. С 51.)

Оставаться в родных степях он уже более не мог. В знак глубокой благодарности простому человеку — Акбаю, предупредившему его о приближающемся преследовании, Курмангазы называет свое новое произведение его именем. В кюе «Акбай» воплотились философские раздумья автора о своей жизни, о несправедливости судьбы.

Шедевром казахской домбровой музыки по праву считается еще один кюй этого периода — «Аман бол, шешем, аман бол!» («До сви­данья, мама, до свиданья!»). В метроритме кюя как бы зашифрованы слова прощания — «До свиданья, мама, до свиданья!» (5)

Прощание с близким человеком порождает в душе кюйши не уныние и отчаяние, а чувство протеста против жизненных невзгод и социальной несправедливости, и в жанре печального прощания «Коштасу» композитор утверждает новое героическое в своей сущ­ности содержание.

Образ матери, замечательной женщины, не только передавшей сыну музыкальную одаренность своих предков, но и воспитавшей в нем лучшие черты характера — гордый, непреклонный нрав, веру в свои силы, в светлое будущее, Курмангазы запечатлел и в кюе «Кай-ран шешем» («О, моя мать!»). Это произведение по преданию было создано еще в тюремных застенках под впечатлением свидания с Алкой, вселившей твердость и стойкость в его смятенную душу.

Летом 1858 года Курмангазы прощается с родными и друзьями, скрывавшими его от преследования, и надолго покидает Букеев-скую Орду. По дошедшим до нас легендам, в годы изгнания Кур­мангазы прошел Великие пески, пересек нижнее течение Эмбы и Сагира, а затем, двигаясь по восточному берегу Аральского моря, дошел да Туркестана и А к-мечети.

Восхищенный поразительными картинами бескрайних просто­ров, он создает гениальный кюй «Сары-Арка» («Золотая степь»). Передовой художник, Курмангазы не мыслил образное содержание своих сочинений вне единства народа и природы, вне их неразрыв­ной связи. Кюй «Сары-Арка» является одним из кульминационных достижений его творчества, произведением, в котором профессио­нальное мастерство и зрелость стиля знаменитого кюйши достига­ют высшего совершенства. Призывными фанфарными интонациями открывается эпически развернутая музыкальная панорама «Сары-Арки», Еели кюй «Кишкентай» был исполнен энергией отчаянного протеста и суровой скорби народных масс, то в кюе «Сары-Арка» вполне ощутимо боевое начало, выраженное ритмом лихой скачки, ликующего победного звучания, жизнеутверждающей силы неу­кротимого развития. Каждый раздел этого произведения является новым этапом единого, все возрастающего звукового потока, дохо­дящего до крайних пределов динамических возможностей двужиль­ной домбры. Кюй «Сары-Арка» воспринимается оптимистической песней, полной энергии и радостного возбуждения, неудержимо зо­вущего человека к преодолению всех препятствий на его пути.

После долгих лет разлуки с семьей и родными, после многих лет скитаний в чужих краях, возможно полагая, что годы могли изме­нить обстановку и отношение властей к бывшему арестанту, Кур­мангазы возвращается в родные места. Но тут же 1 марта 1864 года он снова был арестован и заключен в тюрьму, вначале при ханской Ставке, а с 23 мая 1866 года — в Уральский городской острог. Однако согласно новому судебному уставу он уже не мог быть подвергнут дальнейшему тюремному заключению и вскоре был освобожден.

Тягостные переживания второго ареста, мучительный переезд в Уральскую тюрьму и томительное ожидание освобождения нашли отражение в ряде кюев программного содержания: «Побеска» («По­вестка»), «Арба саккон» («Тряска телеги»), «Бос шолок» («Сивый ку­цый») и др.

Находясь в Уральской тюрьме, Курмангазы познакомился с рус­ским рабочим Лавочкиным, которому посвятил кюй, своеобразно претворяющий интонации русской песни. Вслед за кюем «Лаушкен» в разные годы зрелого творчества кюйши неоднократно использо­вал в своих произведениях элементы новой для него русской му­зыки. В одном кюе он оригинально переинтонировал жанр марша — «Перовский марш», другая пьеса родилась под ярким впечатлени­ем шумной жизни большого города — «Машина». «Сама композиция кюя, ритм свидетельствуют, что Курмангазы создал это произведе­ние под сильным влиянием русской музыки» (6).

В 1868 году в газете «Уральские войсковые ведомости» появил­ся очерк журналиста-бытописателя Н. Ф. Савичева, в котором он с большой поэтичностью и острой наблюдательностью рассказал о своей встрече с гениальным казахским народным музыкантом Кур­мангазы Сагырбаевым. «Я на первых порах был удивлен, — писал И. Савичев, — а после поражен его игрой. Характер мелодии был киргизский (казахский — Ю. А.), но, смотря по тому, как она выра­жена, ее можно поставить наряду с произведениями образцовой музыки, потому что игра Сагырбаева происходит из того же источ­ника — дара и вдохновения. Я назвал бы его игру вольной песней жаворонка или соловья, но это сравнение слишком узко, несмотря на то, что бедность инструмента много ограничивает полет фанта­зии артиста. Он сыграл несколько пьес своего сочинения, которые обнаруживают в нем даровитого композитора. Последовательность музыкальных идей у него строгая. Словом — Сагырбаев редкая му­зыкальная душа, и получи он европейское образование, то был бы в музыкальном мире звездою первой величины».

Знаменательным событием творческой биографии Курмангазы была его встреча с выдающимся кюйши Даулеткереем Шигаевым, уважительно называемым в народе Бапасом (отцом домбровой му­зыки). Можно представить ту волнующую атмосферу, в которой проходило их общение. «Ярмаркой кюев» назвал А. К. Жубанов эту встречу известных музыкантов. Неслучайно в творчестве обоих композиторов появились произведения на одни и те же темы — как бы своеобразное состязание или обмен музыкальными идеями. Так рождаются кюи Курмангазы: «Булбулдын уыргуры» («Вот уж соловей!»), «Жигер» («Воля»), «Байжума» (имя народного музыканта начала XIX века).

По устным преданиям, в 1870-е годы Курмангазы по­селился на прибрежье Каспия, где и провел последние годы своей жизни. 1879 год выпал тяжелым испытани­ем для казахского народа, живущего в Прикаспийском крае. Два стихийных бедствия — наводнение и джут (па­деж скота от гололедицы) принесли неисчислимые бед­ствия. Будучи очевидцем большого наводнения, Кур­мангазы не мог не запечатлеть драматические картины разъяренной стихии, не воспеть силу человеческого духа, противостоящую суровым испытаниям судьбы. Кюй «Кобик шашкан» («Бушующий вал») по праву мож­но считать вершинным творением гениального народ­ного композитора. Создавая симфонически масштаб­ное полотно своего монументального кюя, Курмангазы, будучи прогрессивным художником самых демократи­ческих позиций, видел в «бушующем вале» огромные жизненные силы — сокрытые силы народа. Именно поэтому музыка кюя «Кобик шашкан» воспринимается не трагедией, а драмой, полной борьбы, героического пафоса и жизнеутверждения.

На склоне лет Курмангазы окружают многочислен­ные ученики — домбристы, которым он по сложившим­ся веками традициям передает свою сокровищницу кюев и все тонкости исполнительского искусства. Так родилась целая «школа Курмангазы», ведущими пред­ставителями которой были Дина Нурпеисова, Мамен, Кокбала, Ергали Ещанов, а затем и следующее поко­ление народных музыкантов — Уахап Кабигожин, Кали Жантлеуов, Гильман Хайрушев, Лукпан Мухитов, Мурат Ускембаев и множество других талантливых домбри­стов, донесших до нашего времени богатое наследие великого композитора-кюйши.

«Курмангазы был художником современным, в луч­шем смысле этого слова, певцом силы и красоты чело­века, борющегося за свои права и не склоняющего го­ловы перед испытаниями, таким, каким был в поэзии великий Абай».