Историческое сознание как фактор стабильности казахстанского общества
Сознание национального бытия, осмысление противоречивых процессов прошлого вне исторического контекста может привести к конфронтации. Можно сказать, что вырабатываются существенно отличающиеся друг от друга «народные» модели интерпретации прошлого. Они отличаются инерционностью, этноцентризмом, этно-национальной окрашенностью, занимают прочное место в массовом сознании, пытаются объяснить и современные проблемы. Зачастую народно-историческая память, как и плоды историко-научных знаний, становятся аргументом текущей политики, ангажируются различными политическими направлениями и сказываются на межнациональном согласии. Поэтому формирование исторического сознания выступает как фактор стабильности и единства общества.
Социальные науки в прошлом, да и сейчас, оказались не на высоте. Перефразируя высказывание известного французского мыслителя Ларошфуко о философии, можно сказать: социальная наука фальсифицирует прошлое (главным образом историю); мифологизирует настоящее (т. е.понуждает жить людей во имя реализации несбыточных мифов — сплошная коллективизация или массовая приватизация, тотальное планирование или свободный нерегулируемый рынок); мистифицирует будущее (т. е. призывает жертвовать счастьем и нормальными условиями жизни ныне живущего поколений).
Казахстанское общество также представляет сложную картину. Новая гражданская идентичность находится в стадии формирования, вместе с тем довольно сильна этническая, регионально-земляческая, родоплеменная, жузовая, религиозная, профессиональная, социальная, ностальгическая советская идентичность. Директивным путем, прямым образом, её невозможно создать. Важным фактором единства является формирование нового исторического сознания.
Интерес к истории в последние годы занимал одно из важных мест в структуре общественного сознания. Однако, одни возрождение национальной истории связывали с ростом национального самосознания, другие — с углублением и расширением знаний в области истории, третьи — с сохранением исторических памятников и национальных реликвий. Все эти подходы можно было бы назвать функциональными.
Теоретическое познание истории включает в себя три компонента: во-первых, сам естественноисторический процесс, как известно, опредмечивается в виде опыта, знания, идей; во-вторых, через систему образования, воспитания этот опыт передается новому поколению; в-третьих, в общественном сознании социальный опыт отражается в форме потребностей, ценностей, ролевых установок, К сожалению, каждый из этих компонентов испытывает кризисные явления. Плюрализм, правомерность наличия различных суждений на уровне обыденного сознания порождает крайние суждения разного типа, мягко говоря, фантастические представления об исторических процессах, исторических деятелях. Одни уверяют, что все невзгоды казахов дело «рук Москвы». Другие заявляют, что вообще не надо доверять ни одному историческому факту, если авторами их являются евреи, третьи считают, что распад СССР только дело рук ЦРУ, а наши проблемы не при чем.
Исгоричеекая инфантильность, искаженные представления об истории нашего государства порождаются разными причинами. Во-первых, это во многом результат прогрессирующего невежества. Эффективность СМИ невысока. Во-вторых, обеспеченных, разбогатевших также поглощает страсть к наживе. Это опасная тенденция всё больше набирает силу. В-третьих, в исторической науке преобладает плюрализм без общих ценностей, который не превращается в единство многообразия, а вносит разногласие, раздор. В-четвертых, постановка преподавания истории в вузах, колледжах, школах вызывает беспокойство. В-пятых, коммерциализация книжной торговли, наводнение книжного рынка различной сомнительной «научной ценности» литературой. Неискушенный читатель все или почти все примет на веру.
История народов предстает перед нами больше как летопись войн и завоеваний, побед и поражений, революций и восстаний. Осмысление истории, как развития цивилизации, взаимодействия народов и их культур, труда как источника любого богатства, только начинается.
Современное состояние нашего общества также характеризуется противоречиями иного рода: между регионами и центром, государством и частным предпринимательством, между личностью и государством, между богатейшим меньшинством и нищающим большинством, между живущим и будущими поколениями. Все эти противоречия — не злой рок, а вполне закономерные процессы развития страны. В оценке нашей действительности все еще сказывается социалистический идеологический менталитет, когда любое постановление, любую идею, идущую сверху, в массовом сознании отождествляют с фактом перемен, это воспринимается как уже решение проблемы. Так произрастает в нашем сознании и проблема единства казахстанского общества. Незрелость новых, рыночных отношений, экспериментально-поисковый характер нашего общества, ограниченность опыта, отягощенного неразвитостью многих предпосылок, демократического развития, еще порождают некоторые утопические иллюзии и идей. Реализм, научная обоснованность каждого шага с учетом мнения инакомыслящих, оппозиционных сил, объективно складывающихся потребностей и баланса личных, групповых, национальных интересов — предпосылка стабильного развития казахстанского общества.
Духовная и общественно-политическая жизнь сегодняшнего Казахстана, как впрочем, и других постсоциалистических стран, таким образом коррелирует с прошлым. История полна межнациональных конфликтов, связанных с национальным освободительным движением, его подавлением, карательной политикой. Сегодня иногда раздаются голоса, преимущественно среди русских, порой и казахов, особенно членов Ассамблеи народа Казахстана, насколько целесообразно «ворошить прошлое», якобы это чревато оживлением межнациональной напряженности и чувство мести.
Вместе с тем доминирует повышенный интерес, особенно среди казахов, узнать подлинную историю колонизации, особенно, как казахи вытеснялись в неудобные земли, особый интерес вызывают демографические изменения. Известно, что по переписи 1897 года в Северном Казахстане казахи составляли около 80 процентов населения. Многие обращают внимание на современную топонимику, указывая на русские переименования большинства казахских поселений. Речь идет о восстановлении исторической справедливости в этом вопросе. Эмоциональная реакция на эти процессы довольно противоречива. По существу, аналогичные проблемы имеются во многих постсоциолистических странах.
Как в Казахстане, так и в других бывших советских республиках, русское население обнаруживает и демонстрирует свою объективность. Вместе с тем немало попыток оправдания насильственной политики царизма и советской тоталитарной системы. В Казахстане не ставился вопрос о признании на уровне ООН геноцида, как ставят эту проблему горцы Кавказа, украинцы и другие, но трагических страниц немало. Конечно, русскому национальному самосознанию трудно принять очевидные многие факты истории.
Если говорить открыто ,в таких областях, как Северный Казахстан, так или иначе имеются обоюдные опасения, пройденная история может вызвать в определенной мере психологические нагрузки.
Направленная историко-просветительная работа представляется чрезвычайно актуальной задачей. Ведь неполнота и бессистемность исторической информации может содействовать формированию социальных мифов, одним из которых предстает, например, убеждение о том, что казачество, русские пришли на «вольные земли», а казахи сами спровоцировали конфликты и войны. Так пишут некоторые историки России не только об истории колонизации казахских земель, но и Кавказа и других территорий. А также много разговоров о цивилизаторской миссии колониализма.
В своё время президент Индонезии Сукарно говорил, что подобно тому, как нет благотворной болезни, не может быть благотворного колониализма. Русский этнограф, археолог и публицист Н. Ядринцев, (1842-1894) который неоднократно бывал в Северном Казахстане в работе «Сибирь как колония в географических, этнографических отношениях» (С-П. 1892г.) пишет, что Екатерина II выступала за мягкую форму колониализма. Она смотрела на инородческую колонию, как на русскую Индию, где необходимы покровительство, забота об инородцах, словом, либеральная колониальная политика. Общечеловеческие идеалы XVIII столетия заставляют ее смотреть на мир, как на арену, где должны примириться все племена. (Там же. С. 107). В Указе 1763 года по поводу переписи инородцев указывалось, что инородцы будут «содержаны» в желаемом спокойствии, что ею велено обходиться с ними ласково, не чинить каких-либо притеснений, что «повелеваем наистрожайшее следовать с винными поступать по законам, а обиди-мых по справедливости защищать без промедления малейшего времени». (Там же)
Однако с ХЕК века начинается широкомасштабная, разноплановая колонизация, усиленная политика русификации, а так же водворение миссионерских школ. Н. Ядринцев пишет; «Сибирские казачьи команды нарочно отправляются в улусы или юрты калмыцкие и киргизские, чтобы … захватывать в полон калмыцких и киргизских баб, девок и ребят» (С. 12). Многие русские покупали киргизских и калмыцких девушек и мальчиков», (там же). Они принимали русскую веру и постепенно обрусели. Такой способ обрусения калмыков и других племен был установлен высочайшим указом от 16 ноября 1737 г.» (Там же. С. 13). Русские, в свою очередь, женились на киргизках, калмычках и других, тем самым образовывались обрусевшие поколения.
Н. Ядринцев пишет, что смешение с различными племенами и расами дает различные последствия. Наименее выгодны в этом случае слияния с наиболее низшими расами. К ним автор относит казахов, бурят, калмыков и других. Н.Ядринцев обращает особое внимание на насильственную христианизацию казахов. В отдельных случаях туда детей отбирали насильственно, допускались и другие злоупотребления. Зачастую казахов запугивали русскими школами. Как он свидетельствует, царские чиновники поставили условия: «Давай деньги, как отступные, или возьмем детей у тебя и сделаем русскими, обратим в иную веру и отдадим в солдаты!». Понятно, какое это наводило ужас на казахов, на их отношение к русскому образованию и культуре». (Там же. С. 119)
Даже Н.Ядринцев, ученый, относящийся с пониманием к судьбе казахов и других покоренных народов, остается «сторонником либерального колониализма, постепенного подготовления к иной религии, а не навязывание её, могущее дать обратные результаты». Он так же считает, что «успехи образования и просвещения шли у инородцев быстрее, когда религиозные книги и Евангелие переводились на языки народов». (Там же. С. 120)
Н.Ядринцев восхищается способностью, одаренностью казахов, их остроумием и богатством фантазии. Он также констатирует, что «.. .и там, где русское население в Сибири преобладает, мы видим поглощение, ассимиляции инородцев». (Там же, стр. 162).
Политика ассимиляции была продолжена в советское время. По данным российских ученых, в Казахстане за советский период обрусели более полутора миллиона неказахов, т. е. украинцев, немцев, корейцев. В маленькой Латвии обруссло около 300 тысяч, а в Молдавии более полумиллиона молдован.
Соответственно, это количество на Украине составляет более пяти с половиной миллионов. Близость украинского и русского языков привела к тому, что часть украинцев перешла на русский язык. Сегодня идет обратный процесс, процесс переход с русского на украинский язык. А это приводит к сужению функции русского языка. Российские СМИ не всегда учитывают особенности языковой политики в бывших советских республиках.
Обрусела, потеряла свой язык и значительная часть казахов в Казахстане. В языковой политике надо учесть следующие моменты. Русский язык в советское время сыграл двоякую роль. С одной стороны, через русский язык казахи и другие народы Советского Союза приобщились к мировой науке, культуре. С другой стороны, русский язык выполнял изолирующую роль, вытесняя национальные языки.