Зарождение устной традиции в степи

Устная традиция исторического и генеалогического знания степных народов Центральной Азии складывалась с глубокой старины, еще на заре становления человеческого общества. «Древние предания, в виде родовых воспоминаний, сохраняются в памяти старейшин свято… Многие слова и обороты, не употребительные в настоящее время, показывают их древность», – отмечал Ч.Ч. Валиханов61. В адамовы века, до появления письменности, у всех народов исторические представления, элементы исторических знаний бытовали в виде устных сказаний и преданий, в родословных предков. Тюркские сказания древности сообщают о зарождении отца – Көк (Неба), матери – Жер/Йер (Земли) и происхождении от них сынов человеческих. Именно так передатчики доносили до следующего поколения собственное видение, сложившееся представление об истории происхождения первого человека, первого сообщества людей, свое осознание истории различных народов. Повествование о происхождении мира у разных народов происходило в мифологическом контексте, но постепенно формировались исторические рассказы, излагавшие более конкретные исторические события.

Но генеалогия являлась той формой знания, в которой речь идет более о фактах, фактах происхождения людей, фамилий. Тема истории родов и родовых групп всегда оставалась актуальной, потому что она в живую вплеталась в структуру военно-социальной организации древнего общества.

В представлениях древних тюрков, вероятно, уже тогда существовало понятие об иерархической структуре природы и мира, и в соответствии с этой аналогией формировалась иерархия родоплеменных групп. На этой основе складывалась объяснительная устная традиция. Такая традиция, которую мы условно могли бы обозначить как эгоистория – историческая память народов о самих себе, которая включала много черт древних мифологических воззрений. Ч.Ч. Валиханов отметил в своих записях, что богатство преданий составляют достояние кочевых народов Северной и Средней Азии, что в памяти старейшин они сохраняются свято как юридические и генеалогические предания в виде родовых воспоминаний62. Как бы то ни было, источники устной традиции отражают мысли и представления, цели и стремления людей своего времени.

В древности это было время главенства тюркского мировоззрения, когда в Центральную Азию еще не проникли более поздние теологические учения, исламская трактовка происхождения мира. В устных исторических знаниях народа всегда находили свое отражение и история происхождения человеческого рода, и генеалогические знания, память, которая динамично накапливала колоссальную массу информации на протяжении многих столетий. Такая традиция устной истории, переходящей от поколения к поколению, продолжалась в степи с незапамятных времен вплоть до начала прошлого столетия. Для этой традиции были характерными следующие черты: она существовала в форме рассказов о лицах и событиях; некоторые из них были выстроены в хронологическом порядке; образовывали сочетания различных сюжетов истории; бытовало всегда как устное знание; требовала интеллектуальную деятельность по запоминанию, определенную мнемотехнику. В устной традиции также как и в историографии, были свои недостатки: некоторый разнобой, хронологические “провалы” и тенденциозность, анахронизмы, избирательность, приписывание одних и тех же событий различным лицам, в известной мере субъективность.

Древние исторические знания в степи, бытуя в форме устных рассказов, не просто откладывались в коллективной памяти кочевых этносов, а приобретали черты мифа, и зачастую в таком трансформированном виде переходили в историографию соседних им народов и регионов.

Последние донесли до нас отголоски древних исторических знаний, многие из которых, впрочем, были сохранены в коллективной памяти населения степи непосредственно от предков к потомкам, переходя из поколения в поколение. Так, истории мифического характера о происхождении предков народа сака64 были зафиксированы древнегреческими историками в античной историографии. Точно так же и китайская придворная историография сумела отобразить и донести до нас хуннские, а позже и тюркские мифы. Вероятнее всего, их мифические истории были хорошо известны и древнеиранской историографии. Взять, к примеру, хотя бы историю Афрасиаба.

С одной стороны историография, а на самом деле, мифология, письменная фиксация мифов. Это был древний мир мифов, где мифы содержали в себе первомысли людей и память о прошлом и о происходящем в мире, в них были преимущественно истории, повествующие об историческом бытие человека. Один из первых генеалогических мифов кочевников, который был зафиксирован в античном письменном источнике, был этногенетический миф народа сака. Геродот пишет: “… по рассказам скифов, народ их – моложе всех. А произошел он таким образом – первым жителем этой, тогда еще необитаемой страны был человек по имени Таргитай”65. В приводимом Геродотом мифе была отражена религия скифов – поклонение Тенгри (именуемое им Зевсом, что является отождествлением самого Геродота – М.А.) и богини Борисфен. Генеалогический миф саков, изложенный Геродотом, отображает сюжет о прародителе и родоначальниках сакского общества. Таргитай, представляется в интерпретации Геродота первочеловеком, который был сыном богов Папая и дочери реки Борисфен. Таргитай является отцом трех мифических фигур – Липоксая, Арпоксая, Колаксая, которые положили начало разделению общество сака на этнотерриториальные группы.

Таким образом, древний миф народа сака предполагает в себе информацию и о социально-этнических началах организации кочевников евразийского пространства. В целом, приблизительно такие же представления о сотворении человечества, которые прослеживаются в их мифологии, не были чужды и тюркам-кочевникам, были довольно распространенными в среде казахского этноса еще начала прошлого столетия. Это также отражается в историческом предании об Алаша-хане. Геродот пишет, что “на скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но когда подошел третий, младший брат, пламя погасло, и он отнес золото к себе домой. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему. И вот от Липоксая произошли те скифы, которые носят название рода аухатов, от среднего брата Арпоксая – те, которые называются катиярами и трапиями; общее же их название – сколоты, по имени одного царя”.

В этом генеалогическом мифе описывается история появления традиции минората, когда младший брат является наследником, кроме этого отражается триальность родовой организации общество народа сака. Интересна также и сама семиотика мифа, присутствие таких предметов как плуг, секира, ярмо, чаши, олицетворяющие знаковые символы. Плуг и ярмо подразумевают землепашество, секира – мужество и воинственность, чаша – шаманство. Изваяния людей с чашей в руке были широко распространенными памятниками даже в древнетюркские времена и являются еще одним свидетельством существования развитых религиозных представлений у сака – усуней, гунов – прототюрков. Что касается золота, исследователями отмечено, что легенда в своей структурно-типологической схеме сообщает о священном золоте, олицетворяющем единство общества сака и божественную санкцию ее социальной организации, т.е. обосновывает божественное происхождение и сакральный характер царской власти потомков Колаксая67. Довольно значителен объем исторических сведений в античной историографии, большинство из которых являются не просто свидетельствами описательного характера, а письменной фиксацией услышанного из уст представителей общества народа сака известий. Это свидетельствует об информационнных связях между степным устным историческим знанием мира народа сака и древнегреческой историографией, выражающихся в фиксации историкогенеалогических мифов в письменном виде.

Таким образом, устные исторические знания кочевников середины первого тысячелетия дошли до нас благодаря Геродоту, историоописаниям других греческих авторов. Достоверность сведений подтверждаются археологическими данными, памятниками материальной культуры эпохи государства сака. Существют прямые свидетельства древней истории и они должны быть взаимувязаны. «Я поместил народные сказания приуроченные к разным древностям, т.е. курганы, городища, каменные бабы, развалины крепостей, старинные могилы и прочие сооружения кочевников, имея в виду их тесную и неразрывную связь с последними», – писал в свое время Кастанье68. Историознание кочевников этого времени находило письменную фиксацию и на Востоке. Китайское государство самым тщательнейшим образом не только наблюдало за жизнью своих кочевых соседей, но и не менее тщательно записывало все в государственные книги. О китайской традиции письменной историографии Н. Бичурин писал: «Китайское правительство искони положило вести запись своих современных событий и в сию запись вносить и заграничные проишествия… Таковые записи в свое время сообщались Историческому обществу, которое составляло из них летопись. История, разделенная на части по предметам, в первый раз была написана в последнем столетии пред Р.Х., посему сочинитель ее Сы-ма Цянь получил титул Отца Истории Тхай-шы-гун…».

О древности кочевой жизни в китайской историографии известно, что кочевники хунны отмечены их хронистами еще до 1764 г. до н.э.70 Как пишет Сы-ма Цянь, “предок хуннов был потомок Дома Хя-хэу-шы, по имени Шень-вэй. Еще до времен государей Тхан и Юй (2357-2255 гг. до н.э.) находились поколения Шаньжун, Хянь-юнь и Хуньюй”71. Для сравнения можно привести Геродота, отметившего, что по сообщениям самих сака их прародитель Таргитай жил ровно за тысячу лет до вторжения Дария на их земли, что составляет приблизительно середину второго тысячелетия до н.э. «Если пришельцы порабощали себе местных кочевников, то вместе с этим весь агломерат населявших степь тюркских племен принимал имя господствующего племени, и наоборот, при подчинении пришельцев господствующей в степи народности, они получали названия этой последней», – писал исследователь степи М. Бродовский.

Одним из знаменательных исторических фигур хуннов, отмеченных китайскими хронистами, стал Модэ, сын Тумань-шаньюя (сенгир – величайший). Переводчик китайских источников Н. Бичурин считает, что «Модэ известен в азиатских историях под громким именем Огуз-хана, сына Караханова; Хондемир пишет, что Карахан, кочевавший на Каракуме, узнав, что сын его поклоняется богу по новой вере, пошел на него войною с намереньем убить его: но правоверная жена Огуз-хана немедленно известила его о том. Карахан погиб в сражении, а Огуз-хан принял престол, и в течение 73 лет царствования покорил весь Тюркистан»73. Основной сложностью в понимании китайских свидетельств о кочевниках остается китаизация имен и обозначений тюрков. Трансформированы этнические названия. Даже в монгольское время имя монгол звучит мэнгу, меркиты – мелици, кыпчаки – цзиньча, киреиты – цюэле, найманы – намань, аргыны – алухунь.

Тем не менее, следует подчеркнуть необходимый нам и реально существующий факт, что в китайской историографии нашли свою письменную фиксацию исторические сведения из уст тех же самых тюрков. В ней отражена, к примеру, легенда тюрков-кочевников о происхождении великого человека в тотемическом предании тюрков, где они объясняют свое происхождение от волчицы. Кроме того, в китайских источниках было зафиксировано некое количество составляющих единиц родов и родовых объединений кочевников. В чудесной истории рождения великого человека китайские хронисты свидетельствуют: «В царствование Сюаньди, 147-167, у сяньбийцев явился Тяньшихай. Отец его Тулухэу прежде три года служил в войске хуннов. В это время жена его родила сына. Тулухэу по возращении удивился и хотел убить его. Жена сказала ему, что, однажды, идучи по дороге, услышала громовой удар, взглянула на небо, и в этот промежуток упала ей в рот градинка. Она проглотила градинку, и потом вскоре почувствовала беременность, а в десятый месяц родила сына. Надобно ожидать что-то необыкновенное, и лучше дать ему прорости. Тулухэу не послушал ее и бросил, но жена тайно приказала домашним воспитывать сие дитя, и дала ему имя Тяньшихай».

В заключение важно отметить следующее. Шежире казахов по своему содержанию и характеру традиция устная, историческая. Истоки традиции берут начало со времен становления древних обществ. В разные времена отдельные фрагменты этих знаний были зафиксированы в письменном виде в историографии соседних регионов. Обычно они переходили в письменную форму в виде мифов или исторических знаний. Развиваясь как память самого субъекта истории о своем прошлом у народов Центральной Азии, традиционные формы исторического знания всегда имели большое значение в жизни степи.