Приоритет индивидуальных прав в концепции Б. Констана

В социальных теориях конца XVIII — начала XIX века индивидуальная свобода, то есть сфера гражданских прав, определялась как свобода истинная, а политическая свобода — лишь как ее гарантия. Такие приоритеты были выдвинуты в трудах французского политического мыслителя, представителя либерализма Б. Констана, исходным понятием социальной теории которого является именно индивидуальная свобода, трактуемая им как личная независимость, самостоятельность, безопасность. Разграничение основных прав и свобод на права и свободы человека и гражданина возникло из стремления гарантировать личную свободу и независимость, оградить индивида от вмешательства государства. Такой подход явился разрывом с традицией, которая сводила положение человека только к его взаимосвязи с государством в качестве подданного, всецело подчиненного государственной власти. Институты государственной власти, по мнению мыслителя, должны создаваться на основе индивидуальной свободы человека, а суверенитет государства — заканчиваться там, где начинается независимость частного лица. Это разграничение, «раздвоение» человека, вытекающее непосредственно из различения гражданского общества и государства, преодолевает одностороннее рассмотрение индивида в его взаимосвязи только с государством. Человеку отводится автономное поле деятельности, где движущей силой выступают его индивидуальные интересы, реализация которых осуществляется в гражданском обществе, основанном на частной собственности и сфере личной жизни, и опирается на естественные права, принадлежащие ему от рождения. Государство, воздерживаясь от вмешательства в эти отношения, призвано ограждать их не только от своего, но и от чьего бы то ни было вмешательства. Таким образом, как мы видим, в гражданском обществе на основе прав человека должны создаваться условия для самоопределения, самореализации личности, обеспечения ее автономии и независимости от любого незаконного вмешательства.

Однако признавая значимость государства для гарантирования прав человека, теоретики того периода стремились минимизировать его роль, ограничить сферу его деятельности, освободить от его влияния прежде всего экономические отношения. Такой подход и был выражен Б. Констаном, понимание свободы которого неотделимо от прав человека. Права, по его мнению, не подчиняют индивида государству, а напротив, являются ограничителем всевластия государства, антиподом произвола и беззакония. На этих постулатах и формируется новое понимание государства как правового, имеющего приоритетом права человека, господство закона, разделение властей. Мыслитель настаивает на жестком определении конкретной меры социальной полезности институтов власти, на точном установлении пределов их компетенции, что определяет как нужный обществу объем государственной власти, так и необходимое количество и качество требуемых государству прав. Констан полагал, что современное государство должно быть по форме конституционной монархией, в лице правителя которого политическое сообщество приобретает «нейтральную власть».

Рассматривая на примере управления античными государствами свободу человека в древности, мыслитель сопоставляет ее с пониманием и осуществлением правовой свободы в современном ему обществе, делая при этом акцент на представительном правлении. Анализируя способы управления античными государствами, он отмечает, что народ обладал большей частью прямых политических прав: он мог голосовать за законы, судить обвиняемых патрициев, — то есть там были, хотя и слабые, признаки представительной системы. Однако, хотя состояние общества в античности и было благоприятным для введения или укоренения данной формы правления, древние народы не могли ни прочувствовать ее необходимость, ни оценить ее преимущества, поскольку их социальная организация требовала свободы, совершенно отличной от той, которую обеспечивает представительная система. Исходя из этого, Констан, задаваясь вопросом, какой смысл вкладывает в понятие свободы современный ему человек, утверждает: «Это право каждого подчиняться одним только законам, не быть подвергнутым ни дурному обращению, ни аресту, ни заключению, ни смертной казни вследствие произвола одного или нескольких индивидов. Это право каждого высказывать свое мнение, выбирать себе дело и заниматься им; распоряжаться своей собственностью, даже злоупотребляя ею; не испрашивать разрешения для своих передвижений и не отчитываться ни перед кем в мотивах своих поступков. Это право каждого объединяться с другими индивидами либо для обсуждения своих интересов, либо для отправления культа <…> Наконец, это право каждого влиять на осуществление правления либо путем назначения всех или некоторых чиновников, либо посредством представительства, петиций, запросов, которые власть в той или иной мере принуждена учитывать».

Свобода граждан античного полиса состояла в коллективном, но прямом осуществлении нескольких функций верховной власти, взятой в целом: обсуждении вопросов войны и мира, заключения союзов с чужеземцами, голосовании за принятие законов, вынесение приговоров, проверки расходов и актов магистратов, их обнародовании, а также осуждении или оправдании их действий. Но вместе с тем там допускалось полное подчинение индивида авторитету сообщества. Все частные действия человека находились под суровым надзором, и личная независимость не распространялась ни на мнения, ни на бытовые отношения: «Законы управляли нравами, а поскольку нравы простираются на все, то не было ничего, что не регулировалось бы законами». Таким образом, у древних индивид, почти суверенный в общественных делах, оставался рабом в частной жизни. Если как гражданин он мог решать глобальные вопросы государства, то как частное лицо он всегда был под наблюдением, его воля ограничивалась и подавлялась. Если как частица коллективного организма он мог осуждать, разоблачать, изгонять или предавать смерти своих сограждан, то, будучи подчиненным коллективному организму, он в свою очередь мог быть лишен всех своих прав и свобод. Напротив, независимый в жизни современный индивид даже в самых свободных государствах, говорит мыслитель, суверенен в политике лишь по видимости. Его суверенитет ограничен, почти всегда лишен основания, и даже если изредка индивид и может осуществить этот суверенитет, то лишь затем, чтобы отречься от него.

Обращаясь к истокам столь существенного различия между свободой современных и древних граждан, мыслитель констатирует, что все античные республики были замкнуты в узких границах. Современный же мир, говорит Б. Констан, являет собой совсем иную картину. Самые маленькие из государств «несравненно более обширны, нежели Спарта или Рим на протяжении пяти веков <…> Если раньше каждый народ образовывал изолированное семейство, от рождения своего враждебное другим, то сейчас огромные массы людей, существуя под разными именами, имея различные способы социальной организации, однородны по всей природе». При этом, рассматривая вопросы практической свободы, философ отмечает, что благодаря коммерции, религии, интеллектуальному и нравственному прогрессу у европейских народов теперь нет рабов. Все общественные потребности должны выполняться свободными людьми, которым дана свобода выбрать любую профессию. Занятия коммерцией вызывают у людей стремление к личной независимости, так как она удовлетворяет нужды и исполняет желания без вмешательства властей. Мало того, вмешательство властей в этом деле всегда только создает помехи и тягость, что, на наш взгляд, очень актуально и в современности.

Сравнивая два рассматриваемых типа свободы, Б. Констан говорит, что народ не может больше следовать античному типу свободы, состоявшему в деятельном и постоянном участии в коллективной реализации власти, поскольку в то время это не было, как сегодня, пустой абстракцией. Воля каждого имела реальное влияние, а реализация этой воли доставляла постоянное удовлетворение, вследствие чего античный человек был способен на большие жертвы ради сохранения своих политических прав, своей доли участия в управлении государством. Каждый, с гордостью ощущая цену своего голоса, находил значительное удовлетворение от осознания своей личной значимости. Для современного человека такого удовлетворения уже не существует, так как будучи растворенным в толпе, он почти никогда не замечает оказываемого им влияния, и ничто не дает ему осознания собственной значимости в достижении общего интереса. Таким образом, осуществление политических прав не приносит ему и части того удовлетворения, которое находили в этом древние. В то же время прогресс цивилизации, коммерческие веяния эпохи, связи между народами умножили и разнообразили средства достижения личного благополучия, из чего вытекает, что свобода индивида должна заключаться в личной независимости. Отсюда мы видим, что древние, жертвуя ею ради политических прав, жертвовали меньшим ради достижения большего, современные же люди, идя на подобные жертвы, отдавали бы большее за меньшее. Если древние называли свободой разделение общественной власти между всеми гражданами страны, то для наших современников свобода — это гарантии, создаваемые общественными институтами в целях безопасности частной сферы. Однако законы свободы в тысячу раз суровее жестокого ига тиранов, отмечает мыслитель. Античный народ, не желая суровых законов, склонен был верить, что иго тиранов предпочтительнее. Но история показала, что произвол властей гораздо хуже самых плохих законов, которые, несомненно, тоже должны иметь свои ограничения.

Считая личную независимость первейшей из современных потребностей, мыслитель утверждает, что никогда не надо требовать от человека жертвы ради установления политической свободы. Из этого следует, что ни один из многих институтов, которые в древних республиках ограничивали личную свободу, не приемлем в современности. Афинский остракизм основывался и мог быть оправдан на том допущении, что общество обладает всей полнотой власти над людьми. «Но в наших условиях, — говорит мыслитель, -индивиды наделены правами, которые общество обязано уважать, и личное -влияние до такой степени растворено во множестве других -влияний, равных или превосходящих его по силе, что любое притеснение, мотивированное необходимостью приуменьшить это влияние, бесполезно и, следовательно, несправедливо <.. .> Никто не имеет права изгнать гражданина с его родины, собственника -с его земель, оторвать торговца от его занятий, супруга — от супруги, отца — от детей, писателя — от его размышлений, старика — от его привычек». Ибо всякая политическая ссылка есть политическое преступление против общественного спасения, состоящего всегда исключительно в уважении к законам, в соблюдении форм и в поддержании гарантий.

Подлинная современная свобода, по Б. Констану, есть личная свобода, а политическая свобода выступает ее гарантом. «Требовать от нынешних народов, как от древних, пожертвовать всей их личной свободой ради политической свободы — самый верный способ заставить народы отрешиться от личной свободы; когда это удастся, то у них вскоре похитят и свободу политическую», — говорит мыслитель. Поэтому наряду с развитием других форм свободы народу в первую очередь необходима гражданская свобода. И правительства, опирающиеся на легитимные основания, имеют меньше права осуществлять над людьми всевластный произвол. Люди и сегодня обладают правами, существовавшими у них всегда, — правами соглашаться лишь с тем, что законно, рассуждать о своих интересах, быть неотъемлемой частью общественного организма. Но на правительства возложены новые обязанности. Прогресс цивилизации, изменения, внесенные веками развития, требуют от власти больше уважения к привычкам, чувствам и независимости индивидов. И в число самых строгих обязанностей власти должна входить осмотрительность, которая отвечает и ее собственным интересам — ведь если свобода, пригодная современным людям, отличается от свободы древних, то и деспотизм, возможный в античности, немыслимо перенести в новые времена: «Из-за того, что зачастую мы менее внимательны к политической свободе, чем должно, и в нашем обычном состоянии менее, чем должно, пристрастны к ней, можно заключить, что подчас мы напрасно пренебрегаем предоставляемыми политической свободой гарантиями. Но в то же время, поскольку мы больше, чем древние, ценим личную свободу, мы более настойчиво и умело будем защищать ее от покушений. И для защиты мы наделены средствами, которых не было в античности», -подчеркивает мыслитель. Но поскольку свобода, которая нужна народу сейчас, отличается от свободы, которая была у древних, она и требует иной организации. Ведь если в античности человек считал себя тем более свободным, чем больше времени и сил он посвящал осуществлению своих политических прав, то при современном виде свободы, свобода тем драгоценнее для человека, чем больше времени оставляет для частных интересов индивида осуществление политических прав.

Из всего сказанного мыслитель выводит необходимость представительной системы правления, являющейся организацией, посредством которой нация перекладывает на нескольких индивидов то, что она не может или не хочет выполнить сама. Представительная система — это полномочия, доверенные определенному числу людей всей народной массой, желающей, чтобы ее интересы были защищены, но не имеющей времени защищать их самостоятельно. Народы, говорит Б. Констан, взявшие представительную систему в целях использования приемлемой для них свободы, должны осуществлять постоянное и активное наблюдение за своими представителями и оставить за собой право через определенные небольшие промежутки времени устранить их, если они обманут ожидания, либо лишить их полномочий, которыми они злоупотребили.

Таким образом, ценностью теоретического наследия Б.Констана было не только осознание специфики толкования свободы в современный ему период, но, прежде всего сделанный им существенный сравнительно-исторический экскурс в становление понимания природы свободы, который позволил ретроспективно осознать основные этапы его становления и сущностные изменения в познании феномена правовой свободы.

Кабыкенова Б.С.
История философии права (часть вторая) — Астана: Академия
государственного управления при Президенте РК, 216 с.